Нам немного поддувало от неплотно запертой двери, и в обморок падать мы не собирались. Разве что Майя, которой я дышал на ухо.

— Лёш, прекрати, пожалуйста! — взмолилась Майка через пяток остановок. — Мало того, что тут кругом народ, так ещё и… дома… ох! Просто представь, мы… едем… домой! Ты понимаешь, нет?

— Ага, понимаю, теперь наш дом — общага, — кивнул я, не очень пока понимая, к чему она.

— Нифига ты не понимаешь! Лёша! Наш! Так понятнее?

Майка даже развернулась ко мне лицом, и теперь смотрела в глаза.

— Аааа, вон ты про что! Да, согласен, весьма непривычно. Такого опыта в жизни у меня ещё не было.

— А где ты жил, ну, раньше? — спросила Майя.

— Там у меня остался свой дом, — пожал я плечами.

— Расскажи! — попросила она. — Мне же интересно!

— Ну… большой дом, 250 квадратов, с гаражом. У меня коллекция машин была, и мотоциклов. Тебе бы понравились, особенно машины.

— А девушки?

— Приходили и уходили, — я вздохнул. — По молодости были те, кто видел во мне меня, но мне никто не был нужен. А потом, когда поднялся…

— Куда поднялся?

— Ну, свой бизнес, агентство недвижимости, реклама, сеть ресторанчиков, завод… да много чего было.

— Ты говорил, ты директор завода?

— Это мой завод… был. И не только завод, несколько бизнесов было. Знаешь, всё это уже неважно!

— Подожди, — Майя положила ладони мне на плечи, — это важно. Скажи, а тебе кто-то помогал всего этого добиваться?

— Были учителя, не без этого. Учился у лучших, до кого мог дотянуться. Курсы, тренинги, практикумы. У нас в стране, за рубежом. Но чтобы кто-то помогал? Команда помогала, которую я собрал. Знаешь, в каждом деле главное — люди. Но если ты про какое-нибудь наследство, то нет. Всё сам, с командой. С нуля.

— Вот, Лёша, вот что важно, — Майя посмотрела мне в глаза. — Все эти заводы-рестораны остались там. Но ты, тот, кто смог сам всего добиться, ты здесь. Понимаешь? К примеру, старые фильмы смотришь, там люди приезжали куда-нибудь в чистое поле, с топором и котелком, и строили там город. Делали невозможное! Строили мечту! Вот ты из таких, я почему-то уверена.

Майя говорила негромко, как бы между нами, но на последних словах разошлась, на нас даже заоглядывались.

А я задумался. Она, сама того не понимая, попала в точку. Каждый из моих учителей говорил, что самое главное — это мечта. Не купить себе новый костюм, или дорогую машину, нет. Это не мечты, это планы, многие из которых можно исполнить до конца недели, а не тратить на них всю жизнь. Мечта — это что-то, что больше тебя самого. Построить город, или жить жизнью свободного человека… или вот найти дорогу между мирами. Когда твоя мечта, твоя цель больше, чем ты сам, ей можно отдаться целиком и полностью, без остатка, без жалости.

Свобода… многие думают, что свобода — это когда ты делаешь, что хочешь. Ничего подобного. Это не свобода, это вседозволенность, нередко отягощённая дурным воспитанием. Свобода — это возможность позволить себе не делать того, что не хочешь. И вот такой свободы достичь куда сложнее. Но я достиг. Я жил этой жизнью.

И только сейчас понимаю, что этого мне было мало. Последние пару лет жизнь начала приедаться, как тому Томасу Крауну, который со скуки провернул афёру с картиной. Мне нужна была новая цель.

Что ж… я получил то, чего у меня не было в той жизни. Девушку, которой плевать, сколько у меня денег. Которая готова доверить мне даже свою жизнь. Да и доверяла. И которой я свою жизнь доверю, чего раньше со мной вообще не бывало. И цель. Раз уж я остаюсь пока, по крайней мере, в этом мире, с аномалиями надо что-то делать. Изучить, понять, и или прекратить, или найти им применение.

Жалею ли я о том, что осталось в той жизни?

Мама так и не знает, что я жив и здоров. И, возможно, так и не узнает. Вот это больнее всего. Настолько, что лучше не думать об этом.

По друзьям скучаю.

Всё.

Остальное — лишь взятые вершины.

— Лёш, ты меня слышишь? — Майя пощёлкала у меня перед глазами пальцами.

— Прости, задумался… — я встряхнул головой, отгоняя тяжёлые мысли.

— Я спросила тебя, что будем в выходные делать?

— Да просто отдыхать! Нам ещё обустроиться надо.

Майя прижалась к моему уху.

— А что делать с камерами? — прошептала она едва слышно.

— Стараться не попадаться на них голыми! — пошутил я.

— Вот в этом и проблема… — Майка глубоко и протяжно вздохнула, обдав моё ухо горячим дыханием. — Поэтому не дыши на меня так, пожалуйста!

Дома нас ждал енот с квадратными от нетерпения глазами. Только мы открыли дверь в комнату, как он, пропищав что-то нецензурное, пролетел мимо нас в туалет и едва не сшиб кого-то с ног. А как он дверь в санузел открывал! Подпрыгнул, повис на ручке, задними лапами оттолкнулся от косяка, и пока дверь со скрипом поворачивалась, успел спрыгнуть и юркнуть внутрь.

— Бедолага! — проводила его Майя взглядом.

— Да уж, неловко вышло! Надо что-то придумать, или брать его с собой, или, не знаю, ещё один ключ сделать.

— Лёша, Чарли, конечно, очень умный… но он всё же енот, какой ключ? — Майя прыснула и постучала пальцем по виску.

— Помяни моё слово, он нас ещё удивит! — отмахнулся я и открыл шкаф.

Пусто. И во втором тоже. Но полки имеются.

— А когда мы должны были получить обмундирование? — спросила Майя.

— Да пофиг, после выписки получим, — пожал я плечами. — Ты себе какую кровать хочешь?

Выходные прошли спокойно, без происшествий. Мы ещё раз знакомились с новыми людьми, с теми, котрые в пятницу были на смене. Ходили гулять, жарили стейки из купленной на местном рынке свинины. На следующий день пришлось мне снова жарить, потому что желающие попробовать вкусняшку скинулись, купили шейку и выстроились в очередь. От идеи проставиться выпивкой отказались, нам предстояла операция, зато с мясом отлично вышло!

Парни нам заодно объяснили, что устанавливают не один, а целых два импланта. Один устанавливается под бровь, и оттуда тончайший проводок тянется куда-то вглубь мозга, под веком, за глазом. А второй ставят в руку, в предплечье. Почему так — врачи, само собой, никому ничего не объясняют. Вся операция занимает около часа, и потом неделю держат в госпитале, для наблюдения. Там же и объясняют, как имплант работает, как им пользоваться. Парни посоветовали расслабиться и не париться, операция в госпитале поставлена на поток, и осечек вроде как не бывает. Уж если они еноту сумели поставить!

Понятно стало, и почему у Чарли имплант на макушке. У него просто строение черепа другое, да и по размерам сложно было бы вписать. Вот и разместили, где получилось.

Совету не париться следовать удавалось с некоторым трудом. Всё же вмешательство в мозг — не хухры-мухры! Чтобы отвлечься, мы даже сделали небольшую перестановку: сдвинули кровати на середину комнаты, к окну, а тумбочки поставили с двух сторон. Ширина комнаты позволила. А столик с табуретами передвинули в изножье кровати, так, что он оказался аккурат под лампочкой, в середине комнаты.

— Погоди, — ворчала Майя, пытаясь придать жилью хотя бы лёгкий налёт уюта, — обживёмся, я тут такую красоту сделаю!

— Верю-верю, — соглашался я, регулируя толщину подложенной под ножку стола свёрнутой пачки из-под сигарет так, чтобы столик не качался. — Только сильно не упирайся, мы с тобой здесь ненадолго.

— Это почему это? — Майя отвлеклась от вытирания пыли со шкафа.

— Никогда не имел привычки довольствоваться малым, — улыбнувшись своим мыслям, ответил я.

Самое сложное испытание ждало нас ночью. Как уснуть, когда вот она, рядом, такая желанная? Но Майя, облазив с тряпкой всю комнату, нашла минимум четыре места, где камера запросто могла бы стоять. Правда, проверить это, не спалившись, мы бы не смогли, А Майя пыталась убедить своего куратора, что она убедила меня, что никому ничего не скажет, что я догадался про камеры. И раз по легенде мы от них это скрываем, то и искать камеры я не должен. Сложно…

И теперь мы, вместо того, чтобы не давать никому в общаге спать, не спали сами, мучались… но устраивать порно-шоу… Неее. Будь Майка как раньше в моей жизни, девушкой на одно свидание, мне было бы плевать. Но тут другое. И сама Майя